Он вызывает нежность бешенство страсть азарт

Не такое на мне заживало. Но, как видишь, живу я. Живая.
И не раз одна зимовала. С медом чай. Свеча. Одеяло
Тоже греют. Пускай не лечат… Плюс еще коротают вечер,
Помогают сказать: «Не больно», — и себя почувствовать вольной.

Не такое на мне заживало. Предавали. Кляла. Забывала.
Ты такой же. Не лучше. Не хуже. (…Всё нормально? Ты не простужен?..)
Да… Тобой, как прежде, болею. Всё считаю себя твоею.
Но… всё это моё. Я справлюсь. Кстати, я очень многим нравлюсь.

Не такое на мне заживало. Кровь кипела. Потом остывала.
Кто сказал, что сейчас по-другому? Мы отныне всего лишь знакомы.
Если встретиться вдруг доведется (Боже, сердце как сильно бьется…)
Улыбнемся: «Привет. Как дела?»… И подумаю: боль-то прошла…

Манит капкан твоих губ липко-сахарным «хочешь?»
С мочки мурашки по шее и ниже скользнули…
С каждым сближающим шагом вновь пропасть всё четче.
Бравое «нет» тает с каждым твоим поцелуем.

Вроде ты рядом. И нежность во взглядах взаимна.
Искренен. Сбивчиво дышишь. Но — стоп! Не сдаваться!
Чтоб не растаять, глаза отвожу и наивно
Делаю вид, что не чувствую жара от пальцев.

Прикосновенья бьют током. С ума меня сводят.
Дрожь нарастает невольно, с безудержной силой.
Тело из ваты. Но ты ж со мной искренен… вроде?..
Чччерт… Я почти под тобой. Я почти уступила.

Ты во мне — шестым моим чувством, седьмым личным небом.
Я тебя — восьмым чудом света зову, своим Фебом.
Ты в крови — бегущей строкой, двадцать пятым кадром.
А в игре, мой коварный герой, — мной крапленой картой.

Отпустить?.. Не могу. — Эгоистка. Чертовски жадно.
Вот и вьюсь я по венам лозой /что и так понятно/.
А потом — вновь в мартини топлю я тоску ночами.
И стучу в сердце азбукой Морзе тебе —

c к у ч, а ю

А миражи не вечны… Тают и у б и в, а ю т…
Люди мосты не сводят. Люди мосты сжигают.
Люди возводят стены. Те, кто сильней, — взберутся.
Те, кто слабей… Ну что же… — Пусть со всей дури бьются
Лбом о холодный камень. Крылья пускай ломают.
Люди мосты не сводят. Люди мосты сжигают…

Люди закрыты. Люди — бьют дорогих и близких,
Тех, кто хоть что-то значит в их черно-белой жизни.
Словом ли, делом, взглядом. Даже порой молчаньем.
Просто исчезновеньем. Резким и без прощанья.
Любят?.. Едва ль… — циничны, ветрены и капризны…

Тем, кто хоть что-то значит в их черно-белой жизни,

Я даже уже не помню, что были с тобой чужими.
И в полночь снежинки счастья кружили во мне, кружили.
Ложились на стенки сердца — и таяли от пожара.
Желанье — какая малость. А небо внутри дрожало…

Желанье — всего минута. Минута — длинней, чем вечность.
Куранты пророчат сказку. От дрожи шалеют плечи.
Пытаюсь сказать хоть слово. То слово. Но не выходит.
Мурашки, сбиваясь в стаи, под кожею хороводят.

Ты просто стоишь напротив. Без маски, без слоя грима.
Такой бесконечно нужный, всецело необходимый.
Не знаю, что будет после: сломаюсь ли, уцелею.
Но знаю, что ждет сейчас нас,

Далекие мужчины. Псевдосвязь.
Ты это знаешь. Только вот рассудок
Теряешь. И доходит до абсурда.
Но, как трясина, тянет слововязь,
Ведь он — такой мужчина — силой фраз
То визави способен быть, то брутом.

И трогает не за изгиб бедра —
За душу — щекотливостью вопросов.
И держит не ладонь в руках, а космос.
Твой целый космос. Хочешь крикнуть «Дааа!»
Но это только игры. В города.
И «да» твое меж ними — тонкий остов.

Адресат, Вам писали, когда надвигалась полночь,
Вдохновенно зажав Richmond Cherry меж пальцев правой,
Наблюдая за буйством стихии… О чем дословно?
Так, вода… О дожде, ибо город весь в лужах плавал.

Об июльских, почти круглосуточных, грозах, ливнях
/Да, июль не заладился сразу, как Вы исчезли/.
И о том, как по Вам… в общем, всё, что по Вам — то сильно.
И могло б быть сильней, если б не было всяких ‘если’.

А еще задавали вопросы… про какделатам,
Про какиеуспехи, про чтоутебятамвцелом,
Заедая вкус Cherry вишневым же мармеладом,
А потом мармелад вновь шлифуя табачным Cherry.

Кофе литрами. Осень листьями. Сигаретного дыма в легкие.
Заигралась /уже не вместе мы?../ И мечты не такие четкие.
Небо черное. Город вычурный. Дождь. И тушь по щекам дорожками.
А глаза твои… сине-серые…/надо впредь мне быть осторожнее/.

Челка мокрая. Полосатый шарф. Оказалось, что мало месяца…
А играл-то как! /»Я умру без Вас»/ И на кой довелось нам встретиться?
В память обо всем, что связало нас, ты скажи: «Любил?.. Или пользовал?..»
Ну давай, ответь: «Много дур таких ты на вкус за месяц испробовал?»

Снова осень /уже не первая/ обжигает колючим холодом…
По натянутым нервам ветром вновь. А ведь я не давала поводов.
Отпустить скорей. Растоптать в грязи. Предостаточно, благо, в осень луж.
/Слушай, бармен, согреться чего налей.

А она говорит: я хочу любви.
Говорит — и не знает, что делать с ней.
Прижимает к груди — а в груди болит.
Оттолкнет от груди — и еще больней.

И тогда она просит: хочу тепла.
Вот тепло. — Но ей надо еще, еще:
Человек в женском теле, по сути, слаб,
Человеку б уткнуться в твое плечо

И сказать: я ждала… я тебя ждала.
Прошептать: я не верю, что всё не сон.
И она ну ничуть не желает знать,
Что сердца ваши бьются не в унисон.

Всё, что мне нужно — и знать, и в принципе —
Это лишь чувство: угасло? длится ли?
Ну, а из реплик, что вряд ли скажешь ты,
Я слышу каждую. Слышишь? К, а ж д у ю…

В той тишине, что склоняет к грешности,
И в непростительной жгучей нежности.
В теплом дыханье и в пульсе сбившемся…
В том, как, забывшись, во мне ты движешься…

Выпить до дна — лишь одно условие.
Выпить меня до последних стонов. Ведь
Я хочу верить не в сказку с принцами —
Верить тебе. В эту ночь. И в принципе.

В чужих городах в разных спальнях они засыпают.
И жадно друг друга по капле, по слову глотают.
В погодных условиях разница — в градусов десять.
А перед сном они курят, пытаясь всё взвесить…

Проснутся… Он вновь по делам. А она по страницам
Net-сонников, woman-журналов и лицам столицы.
Она его ищет во всем: в каждом слове и взгляде.
И думает часто: «А если бы… если бы рядом?..»

Но рядом лишь первые буквы названий на карте…
Лишь строки весенние (те, что писались в азарте).
А время бежит. Нет, летит (и немножечко лечит).
Хотя… она ждет его руки… чтоб сзади на плечи…

Я прихожу к тебе чуть слышно
Своею ночью в твой рассвет.
Листвой в окно, дождем по крыше,
Осенней серой зябкой тишью.
И третьей лишней. Третьей лишней.
И сонмом бед твоих побед.

Смотрю в глаза, в них отражаясь
Всем белым телом, что дрожит.
Возможно, каюсь, прогибаясь,
Возможно, чуточку стесняюсь,
Но пред тобой совсем нагая —
А в наготе ни капли лжи.